Тяжелые шаги эхом отдавались в пустых коридорах. Дрэдвинд медленно шагал мимо дверей камер – закрытых и приоткрытых. Последних было больше – Грайндкор пустел с каждым днем, и это заставляло Дрэдвинда нервничать. Поток заключенных постепенно хирел, пока не превратился в жалкий ручеек, а потом и вовсе иссяк. Того и гляди, лавочку прикроют, а его с парнями кинут обратно на передовую - от этой мысли искра противно сжималась.
Нет, трусом Дрэдвинд не был, он бы пришиб на месте всякого, кто бы усомнился в этом. Он с юных лет любил подраться, расколотить башку-другую – в темных переулочках Каона не было недостатка в спарринг-партнерах. От них с приятелями доставалось даже полицейским – эти придурки задолбали цепляться, нет бы спасибо сказать: в конце концов, они делали одну работу, очищали местные трущобы от всяких отбросов. Если какого-нибудь придурка со стимулятором в черепушке, любителя энджекса или воришку запчастей найдут потом в нескольких мусорных контейнерах, так властям от этого только лучше, меньше возни! Дрэдвинд был оскорблен до глубины души такой черной неблагодарностью, а потому без колебаний вступил в ряды десептиконов. Воевать ему тоже нравилось – до недавнего времени, когда приходилось радоваться уже не очередной победе, а тому, что выжил и не был покалечен. Он не то чтобы подумывал о дезертирстве – это было как бы совсем западло, но внезапный перевод после ремонта в Грайндкор, на должность главного охранника оказался очень кстати, что уж там. Собрали его чуть ли не по частям, хорошо собрали, он даже не остался инвалидом, но всякие досадные мелочи портили жизнь. Припадки с потерей ориентации уже давно не беспокоили, на память остались только глюки аудиодатчиков – их на какое-то время начисто вырубало от громких звуков, еще и башка потом трещала. Ерунда, конечно, даже думать нечего пытаться откосить под этим предлогом – в космосе, например, аудио и вовсе ни к чему…
Дрэдвинд досадливо встряхнул головой. Все, хватит думать о том, что еще не случилось. Да и если взглянуть с другой стороны, тут тоже совсем не Гедония. Главным врагом была скука. От нее иногда хотелось завыть или отчудить что-нибудь этакое. И если бы не комендант, то он давно бы нашел способ развлечься как следует…
Он ненавидел этого нового коменданта всей искрой, с самого первого дня, когда тот появился вместе с компанией рабочих, которые тут же взялись монтировать что-то громоздкое, что оказалось здоровенными плавилками, куда вскоре начали отправляться партии «постояльцев». Этот тип в маске и даже без имени был чужаком, на такие вещи чутье у Дрэдвинда осталось еще с довоенных времен. Хотя нос этот чудик (ребята спорили, был ли вообще у него нос) не задирал и время от времени щедро угощал всех. И даже пытался заводить разговоры о том-о сем, и вот это и было самое стремное. Поняв, что от него начинают шарахаться, комендант поскучнел и принялся наводить дисциплину. Дрэдвинд ничего не имел против порядка, но разве же это грех – хорошенько отпинать парочку автоботских нытиков, чтобы не потерять хватку? Ну или еще как-нибудь повеселиться – все равно ж им всем одна дорога! Но нееет… «Прости, но это оскорбляет мое эстетическое чувство!» - порой последнее, что слышал проштрафившийся бедолага. Похоже, этому поганцу было дано полное право карать и миловать не только заключенных, и после третьего охранника, пущенного в расход, в Грайндкоре установилось унылое благолепие, словно в каком-нибудь святилище Праймуса, чтоб его скраплеты драли...
Одно время Дрэдвинд даже заподозрил, что комендант – автоботский шпион, мало ли что своих изничтожает пачками, хорошим шпионам, небось, многое сходит с рук! Еще и взялся вызывать в кабинет заключенных посмышленее, и не зачем-нибудь, а просто поговорить. И потратить на них отличное пойло! Сдуру Дрэдвинд не поленился изложить свои соображения в рапорте и отправить по начальству. Ответ прилетел быстро, и такой, что он три дня прятался по углам, уверенный, что ему кранты, но, когда наконец решился выйти, комендант только скользнул по нему равнодушным взглядом и выдал порцию обычных распоряжений.
У мерзавца явно была «крыша» где-то на самых верхах, да и чепуха, конечно – за чем в Грайндкоре можно шпионить? Просто отвратительный зануда и извращенец, вот и все. И пьяница. Если бы не его обыкновение уходить в запои, особенно после очередного «концерта», как они с ребятами это называли, можно было бы совсем на стену полезть от тоски, а так известно – турболис в норе – глитч-мыши в пляс! Оттягивались, конечно, с оглядкой, чтобы не оставлять особых следов, и, конечно, не на очередных комендантских «любимчиках». Несколько раз, когда слишком увлеклись, удалось все списать на несчастные случаи с ингибиторами. Да комендант и не докапывался особо, чем дальше, тем он становился все более рассеянным и странным. Дрэдвинду были знакомы такие признаки, и он даже воспрял духом – вот снесет в один прекрасный момент этот неженка себе набалдашник, и можно будет попытаться занять теплое местечко.
А потом плавилки внезапно встали. Надолго. И все честолюбивые мечты пошли прахом. Комендант ходил бодрый, веселый и словно бы стал выше ростом. Отпускал шуточки, похлопывал по плечам, пускал куб по кругу – совсем, как раньше, старательно не замечал унылых и злых взглядов, и даже вроде как тихонько напевал что-то. Периоды мрачности все же случались – после сеансов связи, когда ему, должно быть, влетало за простой. Тогда он снова гнал Снэра и парочку других умников безнадежно ковыряться в машинных потрохах, а сам, вместо того чтобы топить горе в энджексе, шпынял и строил всех подряд. Так вот, наверное, и начинаются бунты, и, возможно, совсем скоро все бы и завертелось, если бы во время зачем-то устроенного внезапного обхода, комендант не наткнулся на этого синего парня со значком Матрицы на щеке.
По лицу его, конечно, прочесть было ничего невозможно, но Дрэдвинд мог поклясться, что он словно привидение увидел. Впрочем, смутился комендант лишь на миг, и вскоре приставил автоботика, оказавшегося каким-то крутым спецом, к ремонту. А потом начались такие странности, что Дрэдвинд чуть мозговой модуль не сломал, пытаясь понять, что это было. Сначала комендант, как обычно перед «концертом» крепко напился и врубил на полную мощь эту свою музыку. Аудио у Дрэдвинда, издав мерзкий скрежет, отрубилось, потому он слегка выпал из реальности и не понял, о чем там базарил комендант с внезапно нарисовавшимся в кабинете синим. Очнулся только когда пришло время отдирать взбесившегося автобота от комендантской физиономии. Наверное, можно было и не торопиться – комендант почему-то совсем не сопротивлялся, вот он, счастливый несчастный случай во всей красе! – да подвели рефлексы… Кстати, ничего особенного под содранной маской не обнаружилось, нечего там было прятать. То есть, до этого момента было нечего…
Теперь вот Дрэдвинд в который раз подумывал, не накатать ли новый рапорт – уже с настоящей фактурой. Отпускать взбунтовавшегося заключенного на все четыре стороны – это как?! Мало того, похоже, комендант после того случая совсем сбрендил. Он больше не выходил из своих апартаментов, хотя прошли еще два «концерта», и автоматические шаттлы с собранным сентио металлико отправились как обычно – за этим-то четко присматривал Снэр, у него обнаружилась даже запись «Небесной Сюиты», и Дрэдвинду с ребятами оставалось только впарить обреченным обычную порцию вранья. Присматривал Снэр и за комендантом – регулярно ошивался под его дверями. И докладывал – сначала об ужасном грохоте, словно бы там крушили мебель. Потом несколько дней слышались звуки трансформации, и Дрэдвинд снова начал надеяться, что все проблемы скоро решатся сами собой. Затем зазвучали обрывки музыки. Снэр клялся, что это была какая-то другая музыка, довольно странная, и шеф охраны предпочел тут поверить ему на слово – даже раньше музыка была для него невнятным шумом, а уж теперь он и вовсе не испытывал к ней ничего кроме отвращения. Потом по внутренней сети пришел приказ вывести в центральный зал одного заключенного – он был забран телепортом, а вскоре на этом же месте оказался труп. Так случилось еще дважды и Дрэдвинд мысленно записал и это в черновик будущего рапорта – подобное разбазаривание ценного материала начальству точно не понравится, и это при том, что всем прочим такие забавы были строго-настрого запрещены! Какие именно забавы, они со Снэром так и не поняли – на мертвых корпусах не было никаких следов насилия. Потом заключенные стали возвращаться живыми, но, кажется, слегка тронувшимися – они были очень тихими, на вопросы не отвечали, а на их губах – у кого они были – играла странная мечтательная улыбка…
…От воспоминаниц его отвлек лязг, скрежет и громкое гудение. В следующий миг Дрэдвинд понял, в чем дело – двери населенных камер отъезжали в сторону. Из некоторых уже робко высовывались физиономии заключенных. Охранник нахмурился: насколько он помнил, на сегодня ничего такого не планировалось – ни «концерта», ни общей поверки. Он задумался, что предпринять – пинками загнать всех обратно, связаться со Снэром или попытаться достучаться до коменданта, который все последние дни был глухо недоступен? – когда услышал музыку. Нет, это была не шлакова «Небесная Сюита», а что-то совсем новенькое. То есть, он вообще не был уверен, что это музыка, скорее странное пульсирующее сплетение звуков, почти какофония, но не то, чтобы неприятная. Нет, ее определенно хотелось слушать – такое с Дрэдвиндом было впервые. Музыка была негромкой, звучала откуда-то издалека, но властно требовала внимания. От нее просто не было шанса отвлечься… да нет, он бы прибил на месте всякого, кто попробовал бы его отвлечь!
…Они шли по коридору, навстречу манящей к себе, постепенно становившейся громче музыке, небольшая толпа быстро росла. Дрэдвинду было не важно, кто они, те, кто шагали с ним рядом, ведь всех их переполняло одно и то же чувство – ожидание невероятного, предельного, ни с чем не сравнимого счастья. Оно было там, впереди, оно ждало, оно было так близко! Кажется, кто-то обнимал его за плечи, он сам обнимался с кем-то, музыка звучала все более отчетливо, уже совсем рядом. Впереди открылся ярко освещенный зал, смутно знакомый, но вспоминать было некогда. Потому что все взгляды приковали к себе великолепные, сияющие, широко распахнутые порталы и осталось одно-единственное желание – перешагнуть порог. Музыка звучала все громче, все торжественнее, заполнила собой весь мира, она сама была всем миром. Он уже почти не чувствовал свой корпус, он казался себе плывущим к прекрасной цели легким облачком…
Кррррак! Дрэдвинду показалось, что ему на маковку рухнул потолок и сразу наступила ужасная, отвратительная, абсолютная тишина. Он яростно затряс головой, даже закатил себе оплеуху, но все было бесполезно. Проклятые датчики! Он беззвучно взвыл от тоски, от ощущения ужасной потери, его колотила крупная дрожь. Внезапно перед глазами и в голове прояснилось, и он осознал, где находится. Что? Зал плавилок? Да, точно… Двери огромных кабин были открыты настежь и в них уже бодрым шагом входили последние заключенные… и не только заключенные! Увидев впереди спину Снэра, он диким прыжком догнал его, схватил сзади за крылья и потянул прочь. Увесистый пинок отбросил его в сторону, а Снэр даже не обернулся. Вопя и не слыша своего крика, она снова прыгнул вперед… и увидел горящие стопроцентным безумием глаза товарища, ощетинившиеся разрядами электроды шокера и, дергаясь, покатился по плитам пола.
Когда ему удалось кое-как подняться на четвереньки, все было кончено – двери обеих плавилок закрылись. Он тупо смотрел на оранжевый столбик индикатора, который быстро полз вверх. Над индикатором не было никаких надписей, но ему было отлично известно, что означает эта штука. Если изнутри и раздавались какие-то звуки, он не мог их услышать и порадовался этому. На шатких ногах он подошел к двери, зачем-то попытался раздвинуть створки, понимая, что это бесполезно – они были бронированными, тройными и могли легко выдержать напор целой толпы. Отчаяние и ужас обрушились на него, как обвал. Он понял, что остался совершенно один… Нет, не один! Снова беззвучно заорав, он бросился бежать.
До апартаментов коменданта оставалось совсем немного, когда он понял, что снова слышит топот своих ног. Музыки больше не было. Остановившись у двери, он поднял кулаки, намереваясь барабанить руками и ногами, пока дверь не откроется или не проломится внутрь.
Дверь открылась до того, как он ее коснулся. На пороге стоял комендант – живой, спокойный и даже, кажется, совершенно трезвый. Дрэдвинд отшатнулся, не понимая, что ему следует сказать или делать. Комендант смотрел на него, слегка склонив голову на бок, его лицо скрывала новая целая маска.
- Ты не смог оценить мою музыку, - наконец проговорил он, в его голосе слышалась легкая грусть. – Да, я помню, ты немного… глуховат.
- Т-ты… Ты их всех убил! – заорал Дрэдвинд. – Зачем, псих несчастный?!
- Может, ты все-таки войдешь? – комендант был совершенно невозмутим. – Разговаривать через порог неприлично.
Он посторонился. Дрэдвинг ворвался внутрь и тут же развернулся, выхватив оружие.
- Я тебя сейчас…
- Глупости какие! – комендант даже не подумал схватиться за пушку, наоборот, скрестил руки на груди. – А ну, брось немедленно!
Голос его странно изменился, стал глубоким и вибрирующим. Дрэдвинд с изумлением почувствовал, что пальцы его сами собой разжимаются. Плазмомет жалко лязгнул о плиты. Дрэдвинд попятился.
- Стоять!
Он беспомощно замер, внутри плескался темный ужас. Комендант удовлетворенно кивнул.
- Вот, так куда лучше. Ты вроде бы хотел услышать какие-то ответы? Ну, так слушай. Все очень просто: проект закрыт, задача выполнена. Я мог бы даже показать тебе приказ, но, думаю, это излишне. Последняя партия сентио металлико уйдет сегодня, дальнейшая судьба персонала была оставлена на мое усмотрение. Я решил отправить вас… в бессрочный отпуск. Уверен, вы его заслужили.
- Н-но…
- Почему бы вам было просто не вернуться в строй? А что, вы этого хотели? Почему ты, например, не подал рапорт о переводе, когда восстановился почти полностью? Ты предпочел подавать совсем другие рапорты… Между тем, были такие, кто поступил иначе.
- Слабаки… - пробормотал охранник.
- Да? Я так не думаю. А вы… Признайся себе наконец, вы… все вы были просто отбросами. Шлаком. Не годным ни на что, кроме службы здесь. Ну, так она окончена. Вы совершенно свободны.
- Но что… Что это б-бы… - Дрэдвинд понимал, что его время кончается, он по-прежнему не мог пошевелиться, оставалось лишь растянуть последние минуты.
- О, тебе интересно, что это было? – Комендант прошелся по кабинету, и охранник увидел, что помещение и правда носит следы недавнего разгрома, впрочем, по большей части педантично ликвидированные. – Ладно, скажу, хотя ты вряд ли поймешь. Это был… экспромт. Результат вдохновения. Не уверен, что смогу когда-нибудь повторить что-то подобное. Новичкам везет, как говорится. Видишь ли, я смертельно устал от… всего этого. Наверное, по твоим меркам я тоже слабак – не знаю, может быть… Пришел момент, когда нужно было или умереть или измениться, меня устраивали оба варианта. Как видишь, я не умер, и мне нравится то, что получилось. Напоследок удалось обойтись без вранья. Я умею врать, но если бы ты знал, до чего ненавижу! Ад и рай… У меня почти вышло превратить одно в другое, даже жаль, что при этом не было одного… моего знакомого. Можешь не волноваться, никто из твоих приятелей ничего не почувствовал, и все остальные тоже. Этому даже можно было бы найти какое-нибудь применение – для воодушевления на поле боя, или в медицине… если бы не одно «но»: через какое-то время эти звуковые колебания безнадежно повреждают мозги слушателей. Со мной всегда так, я давно привык… Ну, кажется, я ответил? А теперь… пора.
Его голос снова изменился. Дрэдвинд попытался отыскать в своей искре недавний ужас, но вдруг понял, что больше не боится. Совершенно. Он и правда очень устал и нуждается в отдыхе. Устал бояться и внушать страх тоже устал. Устал раздавать пинки и подзатыльники – если честно, это давно уже не приносило такого удовольствия, как когда-то. Устал от творящегося вокруг безумия…
- Не волнуйся, - говорил тем временем комендант, - все закончится очень быстро. У меня уже есть некоторый опыт. Это просто – куда сложнее было научиться оставлять в живых…
Его голос звучал все тише, все более умиротворяюще. Дрэдвинду вдруг стало очень спокойно. В груди становилось тоже как-то тихо… и пусто. Медленно опускаясь на колени, он увидел в сгущающейся тьме над собой Фиолетовый Знак – совсем как в тот далекий день, когда принимал тайное посвящение на каком-то полутемном складе и был преисполнен надежд и смутных амбиций. И Дрэдвинд улыбнулся ему...